Автор: BraginskiyБета: izokotНазвание: Железный занавес
Фендом: Hetalia
Пейринг: Россия/Пруссия
Рейтинг: под вопросом
Дисклаймер: Химаруйя
Самари: Брагинский закрылся дома, создал железный занавес, как во времена СССР, но на этот раз лишь с Пруссией. Теперь ему осталось наладить отношения не с целым миром, а лишь с одним Гилбертом
Статус: в процессе написания.
Железный Занавес. Глава 1. Часть первая- Ты слышал? Россия объявил сухой закон и протест водке! - взбудоражено вопил Америка, тряся за грудки ничего не понимающего, сонного Англию.
- Америка, отстань... - зевнул Керкленд. - С чего ты взял? Россия никогда так не поступит.
- Уже! Мало того, он заперся в своем доме, выгнал всех мигрантов, отозвал всех своих ученых обратно из Европы и США! Что же теперь делать?! - паниковал Америка. - Он явно что-то замышляет! Какую-то гадость! Он хочет развязать Третью Мировую!
- Ну, так спроси его по скайпу или по почте, - Артур, по всей видимости, все еще спросонья, не понимал сути паники Джонса.
- В том-то и дело! Он вообще не отвечает! И не покупает ничего. Сказал мне на прощание что-то типа "я буду отстреливать всех твоих наркоторговцев, продавцов спиртного и табака!", - Америка тягостно вздохнул. - А ведь я как раз хотел научить его демократии. А, да, и ЕГЭ он тоже отменил.
- Ого. Это уже серьезно, - зарывшись в подушку, пробормотал Англия, все еще надеясь поспать.
- Так уже было во времена СССР. Тогда он тоже вдруг ни с того ни с сего закрылся в доме. Но это было с Литвой, Латвией и остальными странами Союза. А сейчас... Он совсем один. Бедняга, - всхлипнул от переизбытка жалости к врагу Альфред. - Он ведь такой глупенький. Ничего не смыслит в мировом положении дел. Как он не может понять, что без меня у него ничего не выйдет?
- Угу... - засопел недовольно Артур от такого эгоцентризма младшего брата.
На минуту Альфред замолчал, мечтая, что вскоре Россия поймет свою глупость и придет к нему с распростертыми объятиями и компенсацией за моральный ущерб.
- Теперь, когда ты сообщил такую ужасную новость, ты мне дашь поспать? - ворчливо поинтересовался Керкленд.
- Что? А, да, конечно. Сладких снов, Англия, - приторным тоном пожелал Америка и улыбнулся во все тридцать два зуба, исчезнув из комнаты Англии со скоростью метеора. Причем, весьма пренебрегая правилами приличия, он проигнорировал дверь и выпрыгнул в окно. Англия хотел понадеяться, что на этом история США закончится, но радостный крик "Оп-ля!" убедил его в тщетности надежд.
***
- Что? Россия заперся в доме с Пруссией? Почему с Пруссией? Он что, совсем свихнулся? Причем здесь мой брат?! - негодовал Германия.
- Вот и я о том же! Только что узнал! Почему он с ним сотрудничает?! - вторил ему Америка. - Две сверхдержавы должны держаться вместе!
- Срочно набери номер России! Я должен услышать, что с Гилбертом все в порядке! - метался по комнате Людвиг, пока Венециано старательно набирал номер России.
- Нет связи, - расстроился Италия, словно это он виноват.
- С чего ты взял, что с Гилбертом что-то случится? Скорее уж твой братец достанет Россию и Брагинский вышвырнет его из дома, - рассмеялся Альфред, представив себе раздраженного Ивана, пинком выкидывающего из дома Пруссию.
- Россия опасен. А Гилберт ни в чем не знает меры. Даже в пиве, - покачал головой Германия. Он оперся руками на стол, нахмурившись и размышляя, как вызволить Пруссию, не став при этом врагом России. То, что для России вся Европа была врагом, он догадывался, но быть персональным и самым ненавистным все же не хотелось.
- Не волнуйся. Я спасу Пруссию! Ха-ха! Россия познает все мое возмущение его поступком! - пообещал Америка.
- Только бы дел не наворотил. Россия тогда ему устроит Третью Мировую Атомно-Ядерную, - пробормотал Людвиг, глядя на убегающего на ратные подвиги Америку.
- Бедный Пруссия, - печально вздохнул Италия, но мгновенно взбодрился. - Я хочу пиццы!
- У нас нет пиццы, - отрезал немец, все еще взбудораженный переживаниями за брата.
Италия сразу же впал в депрессию, и кабинет Германии превратился в мрачный угол ангствований.
***
Гилберт вышагивал в гигантской гостиной по ворсистому темно-красному ковру.
- Бесвкусица. И я, Великий и Непревзойденный Пруссия, должен торчать здесь несколько лет?! Он сошел с ума. Точно. Нужно провести трепанацию черепа этому безмозглому тупому неотесанному мужику. У него мозги от водки окончательно растворились! - прусс нарезал круги вокруг стола, кресел и дивана. Ему попросту было нечего делать. Россия пропал, запасов спиртного и табака в его доме не было вообще. Прошло уже три месяца, а Гилберт видел его дома от силы раз семь. Пруссия изводился, не зная, чем себя занять. Целыми днями он ходил по дому, разглядывая притаскиваемую Брагинским новую мебель и украшения. Вещи с каждым разом были все более красивые, но Байльшмидт из вредности и злости на Россию старался найти изъян и откритиковать. Иван пожимал плечами и приносил что-нибудь еще более красивое. Его дом наполнили картины, статуи из дерева. В кранах текла уже не грязноватая вода с металлическим запахом, а чистая и свежая, как из родника. Видимо, Брагинский решил устроить ремонт. Рядом с домом он построил еще один небольшой домик. Изредка из трубы домика шел дым, из маленького окошка виднелась часть печки и слышалось пение Ивана. Пение душевное, а самое главное, песни никогда не повторялись и были только на русском языке. Чаще всего о войне и о любви. И всегда в песнях была любовь к некой Родине. Что такое Родина Гилберт не знал. Судя по всему, это была любимая Мать Брагинского, за которую он и сражался. Иногда прусс садился рядом с окном и слушал. Слушал о бескрайних землях, где русский человек дышал вольно и свободно. Где были лучшие девы, храбрые мужчины и мудрые старики. И о том, как весь этот народ любил свою единую Мать. От слов этих песен у Пруссии что-то екало в груди, и весь мир замирал, потому что перед глазами рожденного для войны Гилберта появлялись новые картинки. Война, где люди воевали не за территорию, не просто за свою жизнь или жизнь близких. Они берегли Родину. И когда в горле вставал сухой ком, Гилберт поднимался и уходил в дом, отчего-то злясь на Россию. Он просто завидовал, что у России было то, чего так не хватало всем остальным странам. У него была любящая мать. Как у Греции. Или как дедушка у Италий. Но эта мать была с ним всегда и никуда не ушла, не покинула, оставив наследство. Она всегда была рядом, и Брагинский ее любил. Гилберту больше всего на свете во время этих песен хотелось увидеть Родину России. Что это? Кто она? Кто эта Родина, ради которой солдаты бесстрашно шли в бой и никогда не сдавались? Какой нужно быть, чтобы Брагинский сражался с несколькими странами сразу и выигрывал? Вспомнилась фраза, сказанная Иваном перед тем, как он закрыл двери своего дома перед носом у Гилберта. "Моя Родина умирает. Я должен ее возродить". Что означали эти слова, и почему умирала Родина, Пруссия не знал. Также, он не мог понять, почему Иван отказался от водки. Водка ведь его культурная ценность! Без водки он не русский! Это все равно, что Германия откажется от пива, а Япония от морепродуктов. Или Италия от пиццы.
Увидев, как Россия выливает всю водку в раковину, Гилберт был уверен, что тот спрятал где-то запасы. Перерыв весь дом, прусс ничего не нашел. Ни одного намека на спиртное.
"Неужели он всерьез взялся за сухой закон? Даже самогонки нет" - на мгновение восхитился Пруссия, понимая, что едва ли сам сможет когда-нибудь отказаться от пива. Но тут же спохватился. "Чертов Россия, запер меня в своем гребаном доме. Даже пива мне не дает... " - прусс прослезился, вспоминая насыщенный цвет и приятный пьянящий вкус этого прекрасного напитка с белоснежной пенкой.
***
Прошло пять лет, а отношение Гилберта к России лишь ухудшилось его присутствием в доме. Брагинский все чаще сидел в гигантской библиотеке и перечитывал классиков. Порой он занимался живописью, украшая дом картинами. На картинах часто были пейзажи и люди, которые работали или веселились, а также множество прекрасных праздников. Иван вспоминал свою молодость. Люди на картинах танцевали, колядовали и радовались на ярмарках. На большинстве картин был снег. Белоснежный, яркий и чистый. Люди скатывались с горок на санках, катались на каруселях и пили что-то, похожее на темное пиво. Иван сказал, что это квас. Гилберт фыркнул в ответ и ничего не ответил, но уже тогда он начал понимать. Иван возвращал свою культуру. Отрицал все западноевропейское, возвращался к истокам своего прошлого. Далеко в детство. Когда он был в самом расцвете сил. Уже после нашествия монголо-татаров. Вот для чего нужны эти картины. Для напоминания. Вот почему водка больше не нужна. Ее попросту не было. Иван решил вернуться в прошлое. Но причем здесь Родина, Гилберт не понимал. Россия ему ничего не объяснял, самостоятельно убирая дом и попросту забив на Пруссию. Тот делал вид, что игнорирует Брагинского, хотя понимал, что все было строго наоборот. Когда Гилберту становилось скучно, он начинал бить посуду, рушить и сжигать в камине мебель. Он надеялся на скандал. Скандалов не было. Иван выбрасывал осколки, закрывал серванты на замок, а также комнаты, где были бьющиеся предметы. В скором времени все комнаты, кроме туалета и спальни самого Пруссии были под замком. А разговоров не было. За все пять лет. Ни одного. Короткие фразы "иди, ешь", "доброе утро" и "спокойной ночи" Пруссия не считал разговором. Сам он начинать не хотел. Ему не позволяла гордость завести с Россией первым беседу. Слишком гордый, чтобы признать - он чувствует себя одиноким и ему хочется человеческого общения. Даже с Россией. Пусть даже с ним. Только бы коснуться, почувствовать, что он не иллюзия, что Пруссия не одинок.
Прошло еще время. Иван был в благодушном настроении, наряжая особняк на Новый Год. Шампанского не было. Зато еды столько, что глаза разбегались. Видимо, Брагинский постарался и решил порадовать своими кулинарными талантами. Праздник прошел в молчании. Только часы тикали, отмеряя секунды до прихода Нового Года. Гилберт ел всего понемногу, желая попробовать каждое блюдо и найти там изъян типа "перца много", "соли маловато" и так далее. Но, словно издеваясь над ним, Иван приготовил еду идеально.
Вот бьют полночь гигантские часы в гостиной. Наступил Новый Год. Очередной год молчания и изоляции.
- Заебал... - не выдержал Пруссия, поднимаясь из-за стола. - Ты меня попросту заебал. Сколько можно молчать на протяжении стольких лет?! Ты решил, что свихнуться одному скучно, поэтому и меня взял с собой?! Тварь! Ты меня бесишь! Правильно вся Европа говорит - ты псих! На всю голову больной!
Пруссия сдернул скатерть вместе с едой на пол.
- Мне надоело молчать! Выпусти меня немедленно!
Пруссия смолк, напряженно наблюдая за действиями Ивана. От психопата можно всего ожидать. Главное, чтобы рядом не было трубы. Убьет и не заметит.
Брагинский наконец отвел взгляд от заляпавших ковер и скатерть блюд и посмотрел на Пруссию. Гилберт сел вновь за стол, осознав, что Россия улыбается. В который раз на все выбрыки пленника.
- О чем ты хочешь поговорить? - мягко спросил Россия, чем вывел прусса из себя. Как... Как он может так реагировать?! Так спокойно и при этом улыбаться? Он явно издевается. Понимает, чего хочет добиться Байльшмидт, поэтому втайне смеется над ним и издевается! Но эту войну проиграть нельзя. Пусть она без крови сейчас, однако это политика. И проиграть в ней нельзя.
- Я хочу поговорить о той гребаной херне, что ты сотворил! Мне надоело уже шестой год сидеть взаперти с тобой! Я хочу к брату! Я хочу на свободу! Хочу быть независимым! Отпусти меня, достал своим идиотизмом, алкоголик безводочный! Да я тебе мозг через трубочку высосу, если ты меня не отпустишь немед...
- А ты красивый... - улыбаясь, ответил Иван.
- ..ленно! Что? - не понял Гилберт.
- А?
- Что ты сказал?
- А что я сказал?
- Что ты только сказал, блять, не беси меня!
- Я ничего не говорил.
- Нет, ты сказал, что я красивый! - взъярился Пруссия.
- С чего ты взял, что я мог такое сказать? - удивился Россия.
- Я слышал это!
- Если ты слышал, зачем спросил не то, что следовало бы?
- Ты издеваешься? Нет, ты действительно издеваешься!
- Если ты знаешь и понимаешь это, зачем задаешь тупые вопросы?
- Сам тупой! - огрызнулся Гилберт. - Меня задрало уже все вокруг! Я свихнусь, если уже не свихнулся! Меня бесит, что я не могу ни с кем общаться, даже по телефону! Блять, ты тварь! Ты ебанутая тварь!
- Ты очень красивый.
- Хватит уже! Я знаю это!
- Очень-очень красивый.
- И что? - Пруссия не отрываясь смотрел на Брагинского.
- Ничего. Я это заметил еще тогда, на озере, когда ты выбрался из него и переодевался в сухую одежду, - Иван смотрел в стол, произнося эти слова глухо, словно удаляясь в воспоминания.
- Ты... Ты подглядывал за мной?! - возмущению прусса, казалось, не было конца.
- Мне было интересно. Я думал, что ты вновь нападешь на меня. Я лишь хотел защититься вовремя. От тебя и Швеции. На тебя никогда не нападали, стремясь уничтожить? Ты ведь сам всегда хотел всех поработить. Особенно меня.
- Ты слишком много о себе мнишь, - скривил губы Пруссия, не желая признавать, что для Европы территории России были лакомым кусочком. Очень лакомым и желанным. - Кому ты сдался? Да никому ты не нужен!
- А ты? - с интересом спросил Россия. - Если я сейчас убью Германию. Кому ты будешь нужен?
- У... Убьешь? - потрясенно повторил Пруссия, поднимаясь из-за стола. - Ты что вообще за чушь несешь, а?! Кто ты такой, чтобы сметь угрожать моему брату?! Да Запад тебя в клочья порвет!
- Почему же он, если настолько сильный, - Россия усмехнулся, - не порвал меня в клочья, когда ты оказался у меня в плену?
- Потому что... - Гилберт стиснул зубы на мгновение, отчего на его скулах заиграли желваки. Он вновь сел на место, в упор глядя на ненавистного ему русского. - Потому что если бы он напал на тебя в это время, Англия, Франция и Америка не позволили бы ему что-либо сделать. Но если ты первый нападешь на него, они не посмеют пойти против. Наоборот, даже помогут ему. Они тебя ненавидят! Как и я!
- Ты думаешь, что я стану нападать первым? - склонил голову Брагинский. - Твой брат сделает все, что я захочу, стоит мне только начать угрожать тебе. Ты моя территория. Что хочу, то и делаю. А ему ведь не все равно. Захочу, оторву тебе руку. Или ногу. А Людвиг взбесится. И вот, немецкие войска вместе с итальянскими и японскими преодолевают территорию Европы и Азии, чтобы подобраться ко мне. Однако, уж простите, один звонок и Англия, Франция и Америка вновь его урезонят.
- Ты что, уже план придумал?
- Нет, что ты. Мне нет смысла убивать Людвига. Пока что. Знаешь... Если еще лет тридцать я не буду снимать Железный Занавес... Возможно, снизится уровень преступности, мы вернемся к нашим корням, вспомним то, что забыли. И улучшим медицину. А то надоело все это... Ты мне тоже надоел.
- Тогда отпусти меня.
- Не могу. Могу только убить, - зловеще сообщил Иван, вставая из-за стола. - А сейчас ты уберешь все, что натворил и вычистишь ковер. Мне плевать, как ты сделаешь это. Иначе... Ты можешь попрощаться с жизнью, - с этими словами он вышел из гостиной.
- Счастливого Нового Года! - послышался его крик и смешок из коридора.
- Тварь... Ненавижу... - разозлился Гилберт, пиная тарелку с салатом. С ругательствами он поднялся со стула, начиная убирать все с пола. Пришлось завернуть все в скатерть, убрать на стол и вздохнуть с облегчением. Ковер остался чистым. Видимо, так удачно все упало, что еда на него не попала. Что же. Теперь выбросить остатки, бросить скатерть в стирку.
- Скотина... - было обидно до слез, однако прусс был слишком горд, чтобы позволить себе ныть от таких условий. Когда сходишь с ума от одиночества, скуки, тоски и ужасного обращения. Гилберту стало казаться, что Россия мстит ему так. За всю войну, за Ледовое Побоище, за фашизм, за те издевательства. Мстит медленно, с особым удовольствием... Садист. Тварь. Вот кто фашист! Гилберт стал отмачивать в ванной скатерть, очищая ее от остатков еды, чтобы потом бросить в стиральную машинку. - Ненавижу... Ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу...
- Я знаю... - тихо произнесли рядом. Пруссия обернулся, наткнувшись на полный грусти взгляд России. Гилберт ничего не ответил и вернулся к замачиванию скатерти.
- Твой брат прислал пива. Точнее, он часто просил, чтобы я его взял для тебя... Но, я решил, что в Новый Год, спустя пять лет уже можно. Хочешь?
Гилберт сглотнул. Воспоминания о пиве были самыми радужными после воспоминаний о брате. Но гордость...
- Нет.
- Я знаю, что хочешь. Считай, что это подарок брата на Новый Год. Оно стоит на столе. Ммм... Два ящика, - тон у Ивана был извиняющийся. Видимо, он считал себя виноватым в том, что наговорил Пруссии о Людвиге. Не стоило угрожать. Поэтому Брагинский решил, что можно побаловать прусса. Так проще, чем просить прощения.
Гилберт это понял. И все же смирился со своей гордостью, решив принять подарок. В одном из ящиков было письмо от брата. Знакомые аккуратные буквы. Он написал это письмо пару дней назад. Видимо, Брагинский не такая тварь, как казалось. Может, он сообщил Людвигу, что примет посылку для Пруссии. Гилберт усмехнулся и открыл одну бутылку пива. Ох... Божественно... Как эта жидкость, о которой грезишь вот уже пять лет, разливается по глотке. Как ее смакуешь во рту. Не передать словами. Глоток чистой воды в жаркой пустыне для жаждующего.
За одной бутылкой пошла вторая, затем третья. Гилберт наслаждался. Четвертая, пятая. Это здорово, ощущать, как голова пустеет от всех мыслей. Ммм, потрясающий вкус. Брат знает толк в пиве. Можно смаковать все за пару часов, а можно растянуть это. Да, лучше растянуть. Черт...
Ноги Пруссии подкашиваются, пустота в голове и ощущение, словно комната плывет.
- Эх... Гилберт, ты явно разучился пить, - голос России звучит словно издалека, сильные руки придерживают Гилберта за плечи. - Не думал, что тебя так легко унесет с пары бутылок пива. Хотя, может твой брат сделал его слишком крепким. Никогда не пойму, что у вас, немцев, в голове, Калининград.
Гилберт не отреагировал на ненавистное ему имя.
- В туалет... - пробормотал он, вцепившись пальцами в бежевый свитер Ивана. Брагинский без лишних вопросов повел его в туалет, все также придерживая за плечи и не давая упасть. - Почему я так сразу опьянел...
- Потому что был в завязке пять лет. А теперь раз! И столько алкоголя. Может твой брат решил, что тебе нужно побольше алкоголя, дабы скрасить отвратительную жизнь пленника? - Иван улыбнулся пруссу.
- И он чертовски прав.
Брагинский промолчал и толкнул дверь ванной, подводя парня к унитазу.
- С остальным сам справишься, - Россия вышел из туалета и направился в гостиную, чтобы выкинуть пустые бутылки из-под пива. На столе, рядом с двумя ящиками немецкого напитка лежало письмо от Людвига. Россия сложил письмо, положил его в ящики и отнес их по одному в подвал, где было холодно, как в холодильнике. Вернувшись, он обнаружил за столом Пруссию, уже, видимо, успевшего избавиться от неудобного недостатка пива.
- Скажи, зачем тебе я? - задумчиво спросил Гилберт.
- Ты моя территория, - Иван сел напротив.
- Я не твоя собственность! - попытка Гилберта разговаривать с Иваном нормально провалилась, и он сорвался на крик. - Ты не имеешь права так со мной поступать!
- Ты эгоист. Ты считаешь, что я имею право так поступать с кем угодно, кроме тебя, если продолжить твою мысль. Когда я держал у себя в доме Латвию, Литву и Эстонию - никто не говорил мне ничего. Даже они. Как только я посмел отобрать тебя у брата, так сразу же мне претензии. Я не могу поступать так, я не имею права поступать эдак. Я на все имею право. Ты моя собственность. Понимаешь? Не подчиненный. Не слуга. Собственность, - голос Брагинского не изменился, но вокруг словно сгустился воздух. - Я могу сделать с тобой ВСЕ! Ты вещь в этом доме. Не домашнее животное, не раб. Ты просто вещь. И твой брат это понимает. Поэтому и думает, что я обращаюсь с тобой из рук вон плохо. Ты завоеванная территория. Тебя не существует официально. Я могу лишить тебя частей тела - никто не посмеет мне перечить. Я могу убить тебя. Никто против и слова не скажет. Я могу сделать все. Даже использовать тебя, как подстилку. Ты всего лишь вещь, Гилберт.
Пруссия рассмеялся.
- Так вот почему ты со мной обращался, как с пустым местом. Ты ведь считал меня все это время именно пустым местом. На меня даже кричать не нужно. Я же вещь, - Гилберт захохотал, чувствуя, что еще немного и у него начнется истерика. Обыкновенная истерика, когда нервы не выдерживают, когда мозг не ведает, что происходит и не может ничего контролировать. И когда голос повышается так, словно готов перейти на ультразвук. Хотелось убить Брагинского. - Ты тварь, Россия! Тварь!
- Я? - Иван мягко улыбнулся, темная аура развеялась, словно ее и не было. Внутри Гилберта перестал хозяйничать животный страх, который скрашивало опьянение. - Я ведь никогда тебе ничего плохого не делал, Гил. И успокойся. Ненавижу психозы.
- Сам псих, - буркнул прусс недовольно. - Я не хочу, чтобы со мной так обращались.
- Веди себя хорошо и тогда, может быть, я стану более мягок к тебе.
- Ты и так тряпка, - алкоголь накатывал волной все сильнее. Хотелось спать. А еще хотелось ему врезать. И почему-то прикосновений. Гилберт поднялся, покачиваясь, отчего пришлось упереться ладонями в стол.
- Хочешь, я помогу? - Иван улыбнулся, прищурившись. Отчего-то лицо у него становилось хитрым и в то же время милым. Пруссия фыркнул от таких мыслей.
- Не хочу. Не смей ко мне прикасаться, - Гилберт гордо вздернул нос и покачивающейся походкой направился к лестнице. Брагинский шел за ним по пятам, чтобы довести его до комнаты без происшествий. Гилберта хватило лишь на то, чтобы упасть на свою кровать, когда он добрался до комнаты.
- Будешь спать в одежде? - в голосе Ивана послышалась насмешка.
- Пфффф... Раздень меня, раб, - нагло откликнулся Гилберт, раскинув руки в стороны. Россия рассмеялся, наклоняясь к нему и расстегивая пуговицы на белой рубашке, которую он заставил надеть прусса в честь Нового Года.
- Ты словно маленький вредный ребенок.
- А ты большой тупой взрослый.
- Ты не более умный.
- Нет, ты тупее.
- Замолчи, - фыркнул Иван, не воспринимая всерьез эти оскорбления. Расстегнув пуговицы, он приподнял Гилберта за шею, стягивая с него рубашку. Та легко скользнула вниз, обнажая торс Пруссии.
- С тобой тепло... - хрипло пробормотал Гилберт, прижатый к телу России. - А говорят, ты холодный и жестокий.
- Разве это не так? - Брагинский погладил парня по спине своей широкой горячей ладонью.
- Не так... - Пруссия уткнулся лбом в его плечо. - Ну зачем ты такой, а?
- А ты такой зачем?
- Таким родился.
- И я.
- Идиот, - прошептал прусс, засыпая. Россия подтянул его по кровати к подушке, стащил с альбиноса штаны и накрыл одеялом. Удостоверившись, что делать ему здесь больше нечего, Иван сложил вещи в шкаф и ушел достирывать скатерть. То, что Гилберт бывает не таким вредным болваном-европейцем, который верит в мифы, России понравилось.
***
- Черт... - протянул Гилберт. В голове отзывалась дикая боль, в глаза словно песка насыпали. Хотелось пить и мыться. Вчерашний праздник отдавался теперь в мозгу наказанием за подарок от Людвига. - Пить хочу...
Пруссия поднялся, откинув от себя одеяло, и прошлепал босыми ногами к личной ванной, чтобы умыться. Холодная вода заставила его немного проснуться и прояснить сознание. Эх... Этот Новый Год был лучше, чем другие. Гораздо лучше. Хотя бы потому, что было пиво. Хотя с Брагинским он и ругался. Точно, Брагинский. Он же вчера за ним весь вечер ходил, пока сам Гилберт шатался пьяным. И... Даже раздел его. О, черт...
Гилберт сразу же вспомнил, как скользила по спине горячая ладонь, что от России веяло жаром, а не холодом. Он горячий на самом деле. Но никто этого не знает, ведь он не позволит прикоснуться к себе, почувствовать тепло своего тела. Хотя пальцы у него порой холодные. Поэтому Латвия всем и рассказывал ужасы холодных рук Брагинского. Он что, лично меняет градусы своего тела? Или еще в чем-то причина...
- Черт, это же Брагинский! Надо перестать о нем ду... Что за черт?! - комната Пруссии, до вчерашнего дня захламленная ненужными вещами или грязной одеждой, теперь фактически сияла чистотой. Даже на шкафу не было пыли. Когда только успел?
Гилберт посмотрел на настенные часы. Уже три часа дня. Кошмар... Он проспал завтрак и обед! Не хватало еще ужина лишиться. Надо будет потребовать хотя бы закусить что-нибудь. Быстро одевшись в чистую одежду, которую он нашел в шкафу, Гилберт вышел из своей комнаты и спустился вниз, пытаясь унюхать запах того, что было на ужин. В доме пахло лишь моющими средствами. Где-то в дальних комнатах работал пылесос. О нет, генеральная... Это значит, никаких вкусностей на ужин. Только перекусы... Байльшмидт побрел на кухню, доставая необходимые продукты для бутербродов. Начало дня не очень веселое. Но все равно, можно все исправить, ведь есть еще пиво. Как же о нем можно было забыть!
Гилберт стал разыскивать по дому ящики с вкуснейшим божественным напитком. Пропажа быстро нашлась, поэтому теперь было не так грустно есть бутерброды вместо нормального и плотного ужина. Прекрасное пиво... Просто чудо. Первое января удалось!
- О... - произнес Россия, проходя на кухню. - Как не стыдно. Еще даже шести нет, а ты вдрызг пьян, Калининград.
- Я не Калининград! - взъярился Пруссия, стукнув полупустой бутылкой по столу.
- А кто ты? - ехидно спросил Россия. - Официально Пруссии не существует. Есть только поделенные территории. И ты теперь Калининград, Гилберт. И ничего с этим не поделаешь.
- Я не согласен! Я... ик... Уйду к брату... - Гилберт допил неизвестно какую бутылку по счету. - Черт... Шестой год в завязке... Я же не выдержу... А Людвиг, зараза, у себя в Берлине напивается каждый фестиваль до... этого... как ты говоришь, поросячьего визга, - Гилберт расчувствовался, закрыв лицо ладонями. - Я так скучаю по Западу... Сволочь!
Россия сел рядом, с интересом наблюдая за пьяным пруссом.
- Ты тварь! Я тебя ненавижу! Духу твоего не выношу! Лучше уж к Франциску в сексуальное рабство попасть, чем к тебе в плен! Или... ик... Сожрать всю еду у Артура!
- Ну, Франциск твой давний друг, он был бы нежен. А Артур не так уж и плохо готовит. Чай же у него отменный. Значит, вкус у Артура все же есть. Да и если много приправы положить, вкус еды почти не чувствуешь, - Иван поморщился, словно вспомнил о чем-то неприятном.
- Заткнись! У меня желудок вместе с кишками через рот выйдет, если ты ко мне хотя бы раз прикоснешься! - Гилберт подскочил, опрокидывая табуретку. Брагинский находился в опасной близости от него, и это неприятно будоражило парня.
В ответ на это высказывание Россия расхохотался и, протянув к Гилберту руку, схватил его за запястье.
- Какого черта?! - закричал прусс, пытаясь освободиться.
- А где обещанное шоу с выворотом наизнанку? - спросил Иван. - Я к тебе прикасаюсь, - он притянул Пруссию ближе к себе и схватил за вторую руку, лишая того возможности освободиться. - И еще раз коснулся!
Брагинский дернул за руки прусса на себя, отчего тот пошатнулся и упал на Россию. Иван поймал Гилберта в объятия, силой заставляя сесть к себе на колени.
- Попался, - прошептал он, обнимая ошарашенного и ошалевшего от страха Пруссию. Тот смотрел в стену испуганным взглядом, не в силах пошевелиться. - Только на спину мне не смей выплескивать свои внутренности. Свитер только что из стирки.
- Урод! - заверещал Гилберт, успев прийти в себя. Теперь он упирался руками в широкие плечи русского и дергал ногами, стараясь выбраться, но тот его не отпускал. - Я тебе сейчас нос отгрызу!
- Рискни, - рассмеялся Россия. - Ты ведь сам ко мне и прикоснуться боишься.
- Я Великий! Я ничего не боюсь! - заорал Пруссия. В его воспаленном от алкоголя мозгу сейчас был полный бардак. Отдельные фразы России, собственные реплики и неконтролируемый поток ярости, злости и обиды. Обиды за то, что его не воспринимают всерьез, что брат про него забыл, что он должен отдуваться за всех тех, кто воевал против Брагинского. Но почему... Почему он настолько силен? Ему помогали. Помогали Англия, Франция, Америка и Китай. Но он на своей территории сражался, словно зверь. Берсерк. Настоящий берсерк.
Гилберт постепенно успокоился, но его все же начали душить слезы обиды, которые он старался спрятать. Он был безнадежно пьян. Вся эта ситуация была словно в тумане. Все поступки были чрезмерно эмоциональны, никакого анализа ситуации. И даже то, что он на коленях у русского уже не пугало.
- Теплый, - пробормотал он наконец, вынырнув из тяжелых раздумий обиды. Как оказалось, Иван прижимал его к своему плечу и гладил по спине, словно успокаивая. - Ненавижу тебя...
- Знал бы ты, как я вас, европейцев, ненавижу. До дрожи в пальцах и скрипа зубов. Разодрать бы вам всем ваши горластые глотки. Способны лишь языком молоть, да орать, что я деревенщина, отсталый. У других в глазу соринку разглядят, а у себя бревно не видят. Тупые твари... - мрачно отозвался Иван. От него мгновенно повеяло могильным холодом. Шестым чувством Гилберт понял, что довел его. И ведь не убежать, не скрыться, пока русский все еще крепко его держит.
- Ты и так отсталый, - ляпнул прусс, надеясь, что Брагинский разозлится и подскочит на месте от ярости, а свободный Байльшмидт успеет слинять.
- Ты вообще права голоса не имеешь. У проигравших нет крови, чтобы писать историю. И нет голоса, чтобы высказывать мнение, - ледяным тоном ответил русский.
- Я еще жив! А значит, способен говорить и мыслить!
- Ты уже пьян. Ты не способен мыслить, а скоро и не станешь говорить. Скажи мне, Гилберт. Если бы я проиграл, чтобы бы вы сделали? Ты, Людвиг, Италия и Япония.
- Хах! Разделили бы твои земли! А тебя, тварь, я бы на мясо лично пустил! - Гилберт попытался вывернуться из объятий.
- Ты животное. Глупое, нелепое, жалкое, - презрительно скривил губы Россия. - Ты пустое место. Тебя давно пора бы уничтожить, только я не такой, как вы.
Он выпустил вырывающегося прусса и поднялся с табуретки, уходя из кухни.
- Сам! Животное! - крикнул ему в след Байльшмидт, поднимаясь на ноги и держась за стол. Его откровенно мутило.
- Отличные, чувствую, праздники будут... - пробормотал он, направляясь в ванную, но не в личную, а в общую, которая находилась на первом этаже.
@темы:
граф, графин и графоман,
мой фанфик,
моя работка,
Hetalia